Рейс АВЛ Архангельск - Мурманск - Тромсе. В "игрушечную" АНнушку по крошечному трапу взбираются пассажиры. Нас всего пять. Четверо погрузились. Осталась одна я. Бодро болтаю с пилотами, получая последнее добро на место в кабине и отвлекающие вопросы, а сама дрожу и ругаю себя.

- Ну зачем придумала себе этот репортаж? Ведь летать боишься, вечно пугаешь людей в салоне своей смертельной бледностью и остекленевшим от ужаса взглядом. Ну и что, что Чехов учил по капле выдавливать из себя раба. Это он других учил, нормальных.

Но деваться некуда, пытаюсь через мозг дать команду ногам, взбираться по ступенькам. Мозг саботирует, ноги кочевряжатся. Получается только с третьей попытки. Дубленка путается под ногами, чуть не падаю.

- Ну проходите,- голосом стоматологического хирурга приглашает к себе в кабину первый пилот.

Куда заткнули крокодилов

Вот и все... Тесная кабина. Приборов нет разве что на полу. Мне определяют креслице за командиром корабля. Ремня безопасности не нахожу, держусь за столик. На спинку опереться боюсь - сзади тоже клавиши и рычажки.

Поехали. Страшный гул, ничего не слышно. Летчики, спохватившись, водружают на меня наушники. Оттуда: посмотри, там давление накачалось... носом на Сульфат... тормоза проверьте... торможение неправильное... А там эти три крокодила поместятся? Сам заткнул, так пусть теперь у него голова и болит. Думают не тем местом... 140, 160, 180, 200, рубеж... подъем, отрыв, шасси убираем, закрылки убрать.

Тишина. Летим. С кресла не свалилась, приборную доску не свернула, пилоты спокойны. Значит все хорошо. Допытываюсь, куда заткнули крокодилов. Стадо пресмыкающихся оказывается тройкой снегоуборочных машин, появившихся не в то время не в том месте.

Пока набираем высоту, экипаж по очереди смотрит в какую -то амбразуру с маленьким экранчиком. Несерьезный на вид приборчик зовут американской системой спутниковой навигации. Показания пяти спутников обеспечивают всеми необходимыми данными для полета. Успокоенная космической помощью, расслабляюсь и решаюсь на детальный осмотр кабины.

"Париж" для нашего летчика не страшнее пишущей машинки

Черные панели, усыпанные кнопочками, лампочками, рычажками и циферблатами, свисают даже с потолка. Весь этот летный интерьерчик кажется таким сложным и одновременно допотопным, что снова становится страшно. Ну невозможно следить за всеми стрелочками одновременно. И уж точно нельзя запомнить, когда на какую кнопочку из из сотен подобных надо нажать. Делюсь опасениями с экипажем.

Пилоты смеются: "Вы, как наши заграничные коллеги". Когда тем показали рабочее место российских летчиков, они только и смогли выдохнуть: "Париж". Множество лампочек на панелях вызвало ассоциацию с французской столицей. Их кабины давно компьютеризированы, приборов минимум. А для наших этот суперголоволомный наборчик не страшнее пишущей машинки. "Дело привычки, автоматизм", - пожимают они плечами.

И продолжают удивлять. В центре кабинки появляется огромный чемодан. В нем летные толмуды с маршрутами полетов, планами заходов на посадку, аэродромами различных стран и городов. Страницы в книгах могут меняться не один раз на дню. Как только где-то в мире что-то изменилось в летной навигации, даже по мелочи, тут же вносятся изменения в толмуды. Но исправления не допускаются, поэтому вставляются свежие, откорректированные листы. И командир корабля приходит на службу за час до полета, чтобы ознакомиться со всеми изменениями. А если маршрут новый или хорошо забытый, то изучение начинается за сутки.

Александр Николаевич Карпов, командир корабля на моем рейсе, пытается показать мне на карте наш маршрут, среди других возможных. Оказывается, военные разрешили лететь по прямой. У них в этом районе сегодня нет никаких учений. Это известие прибавляет бодрости. В карте я мало, что понимаю. Она похожа на хаос выкройки из модного журнала, скрещенный с китайскими иероглифами. Но в благодарность за то, что ко мне - почти как к равной, активно киваю. И перевожу разговор на условия полета.

- 0,35 сцепление, ветер пять метров... Да нормально, ничего сложного. По документам? По документам условия сложные. Сцепление близко к нижней границе нормы. Но с ветром-то все хорошо. Так что проблем у нас нет.

- А со здоровьем у экипажа все в порядке? - не успокаиваюсь я.

И тут у летчиков железный аргумент безопасности. Оказывается, что в аэропорту всегда дежурит запасной экипаж. Если медицинские приборы указывают на нездоровье хотя бы одного из членов летной команды, в рейс отправляется запасной коллектив.

Бортмеханик Сергей Поляков демонстрирует журналы приемки бортов. Неполадок за предыдущие годы действительно немного. Где-то что-то немножко загорелось или не зажглось, разуло при посадке шасси. Но в основном - ажур. И с нашим самолетом все отлично, ведь Сергей расписался при приемке за каждую гайку.

Вот мы сейчас...

В безопасности уже уверена процентов на 70. Смотрю в иллюминатор, отхлебываю из чашки чай... И вдруг замечаю, что чай пьют и все остальные, а второй пилот, которому поручено вести мой самолет, вообще что-то читает. На штурвал никто даже и не смотрит. Севшим голосом спрашиваю, кто же все-таки рулит? Пилоты смотрят на меня почти ласково.

Про автоматического пилота я, конечно, слышала. Но когда ты в небе, в нескольких тысячах километров от земли, а все пилоты пьют чай, мороз не просто по коже пробегает, он кости выворачивает.

Командир корабля, решив меня успокоить, принялся рассказывать, что этому автопилоту только стоит задание записать, и он в лепешку разобьется, но выполнит тютелька в тютельку. Я с техникой не дружу, и она со мной не очень. И доверие к автопилоту вряд ли отпечаталось на моем лице. Поэтому Александр Николаевич решил продемонстрировать надежность автопилота в реальном действии.

Со словами "вот мы сейчас..." он что-то повернул на приборной доске, и самолет слегка качнуло на бок. Автопилот тут же возвратил машину в заданное положение. Но мне и доли секунды хватило, чтобы приказать себе - больше вслух ни в чем не сомневаться, а улыбаться и говорить, что все ясно и понятно. Тем более, что когда я отправлялась на репортаж, в редакции мне настойчиво советовали не рулить и к летчикам приставать как можно меньше.

Уткнулась носом в иллюминатор и начала детально разглядывать Хибинские горы. Но от созерцания меня вскоре оторвали. Оказалось, что впереди посадочная полоса и мне обязательно нужно разглядеть ее среди белой пустыни. Никакой полосы не вижу, голова кружится от страха, мы снижаемся, теряя восемь метров за секунду.

Командир не успокаивается: "Ну посмотрите внимательнее, вон она чернеет". Напрягаю волю и зрение до последней возможности, и таки разглядываю маленький темный штрих впереди. А может мне это только кажется... Нет, не кажется. Штрих растет и угрожающе приближается. Стрелка высоты бежит как сумасшедшая.

- За вами щит, поднимайте вот эти рычажки, - командует мне бортмеханик, - это система посадки.

Выпустили шасси... закрылки выпустили... к посадке готов... Второй пилот Андрей Степанов сливается со штурвалом... Вписались! Плавно и непринужденно, будто на хорошей машине на хорошую дорогу въехали.

А по документам - условия сложные....