Если на заседании Военно-промышленной комиссии 27 февраля речь действительно шла о создании единой системы противовоздушной, противоракетной и противокосмической обороны (то есть такого российского ноу-хау, которого нигде в мире еще нет и, скорее всего, не будет), то это нужно рассматривать в контексте образования такой структуры в Вооруженных силах России, как Воздушно-космическая оборона (ВКО). Правда, если говорить о технической системе, то слишком мало информации: идет ли речь о стадии НИР, эскизного проекта или пока что об идее. О формировании структуры ВКО, по которой уже приняты решения, дискуссии идут почти 10 лет. Около трех лет тому назад подробно излагались результаты заседания вневедомственного экспертного совета по проблемам ВКО, на котором военные ученые и разработчики докладывали о направлениях развития такой обороны. Позднее в журнале "Россия в глобальной политике" Сергей Иванов вновь ставил эту задачу как вполне актуальную.

Между тем трактовка воздушного пространства и космоса как единой сферы действий до сих пор не имеет обоснований. Поскольку не существует единого воздушно-космического пространства, а есть воздушное и околоземное космическое пространства, характеристики которых объективны и не зависят от стремлений подогнать их под чьи-то потребности. Нижняя граница космического пространства определяется минимальным перигеем орбиты спутников и составляет около 100 км. Эту высоту по решению Международной организации гражданской авиации принято считать границей между воздушным и космическим пространствами. То, что различные боевые средства способны пересекать пограничный слой, не может служить доказательством единого воздушно-космического пространства. С таким же успехом можно было бы утверждать о едином водно-воздушно-космическом пространстве на том основании, что баллистические ракеты подводных лодок, стартующие из-под воды, двигаются последовательно в трех средах.

Что же стоит за решениями о формировании ВКО? Ответ на этот вопрос можно получить после обзора задач ВКО. Они сразу же отчетливо распадаются на самостоятельные задачи противовоздушной и противоракетной обороны и практически не пересекаются ни по боевым, ни по информационным средствам. Это очевидно из любых докладов, статей, диссертаций военачальников высокого ранга, которые мне приходилось рецензировать.

Использование информационных средств системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН) и стратегической ПРО для организации ПВО представляется более чем проблематичным. РЛС СПРН ориентированы в космос, их вклад в контроль воздушных целей ничтожен. И что принципиально важно - системы управления ПРО и ПВО резко различаются по степени автоматизации и оперативности обработки информации.

Стремление объединить боевые и информационные средства ПРО и ПВО скорее всего имеет своей целью не повышение их эффективности, а желание некоторых военачальников произвести новые структурные преобразования с объединением войск ПВО, ракетно-космической обороны и космических войск. О каких-либо научных обоснованиях формирования новой структуры Вооруженных сил ничего не известно. Перед принятием решения об интеграции в 1997 году РВСН, военного космоса и ракетно-космической обороны был выполнен значительный объем исследований, подтверждающих военно-экономическую эффективность такого преобразования. В 2001 году при разделении этой структуры не было приведено никаких обоснований: нужно было убрать маршала Игоря Сергеева и генерала армии Владимира Яковлева. Известно было только о необходимости выделить сотни миллионов рублей на формирование новых органов управления.

Представляется, что сейчас необходимо изменять не структуру Вооруженных сил, а систему принятия решений. А пока что нужна спокойная повседневная работа по программам восстановления ПВО, сохранению и развитию научно-технического задела по стратегической и тактической ПРО....